Аналитика

Загадка «особого пути»

Какое место занимает Россия в современном мире? В чем разница между россиянами и американцами? К чему приведет принятый в США план по спасению экономики? Эти темы обсудили в очередной беседе журналист Владимир Соловьев и директор российских и азиатских программ института мировой безопасности США Николай Злобин.

Злобин: "Американский президент не самый влиятельный центр силы в Соединенных Штатах. А в такого рода вопросах, конечно, огромное значение играет Конгресс, где существует огромное лобби антиармянское"

Соловьев: Доброе утро, Николай. Ты читал Ильфа и Петрова?

Злобин: Доброе утро, Владимир. Да. Они написали книгу про Америку, «Одноэтажная Америка».

Соловьев: Великолепная история, которую, правда, довольно сильно испортили Ургант с Познером.

Злобин: Да, но была более удачная попытка в свое время, Песков с Овчинниковым проехали по тому же маршруту.

Соловьев: Да. Хотя, скажу тебе честно, с Ильфом и Петровым никто не сравнится.

Злобин: Нет, безусловно. А по тем временам это была жутко либеральная книга, потому что они написали об Америке правду.

Соловьев: По максимуму правду.

Злобин: Да, максимальную правду по тем временам. Она до сих пор читается очень здорово. И, кстати говоря, совершенно гениальное название «Одноэтажная Америка», потому что Америка осталась одноэтажной. И все вот эти стереотипы голливудские, небоскребы Нью-Йорка, Манхеттен, на самом деле это очень небольшая часть Америки, и сами американцы ее реальной Америкой не называют. А вот одноэтажная, теперь двухэтажная, наверное, это главное, в чем живут американцы, в своих 2-, максимум 3-хэтажных домах. Американцы стараются не жить в квартирах, стараются не иметь соседей, не строить небоскребов, а вот у кого есть возможность, купить дом и жить.

Соловьев: Наверное, потому что у них чиновники не такие жадные, и не требуют столько бабок за застройку.

Злобин: Чиновники вообще за застройку ничего у них не требуют.

Соловьев: Там - да, а у нас же все по-другому. Знаешь, очень интересная была неделя, имею в виду неделю от среды до среды. Во-первых, интересна тем, что речь в Мюнхене прозвучала как бы наоборот. При этом то, что наша страна прислала Сергея Борисовича Иванова, - несколько невнятно. Сейчас Сергей Борисович, при всем уважении к нему, не является таким ярко выраженным политиком.

Злобин: Его авторитет, конечно, не сравнить с тем, какой он был два года назад.

Соловьев: Хотя есть история отношений команды Клинтона, которая сейчас работает с Обамой, и Сергея Борисовича Иванова. Я помню, что они очень близко дружили с Энди Бергером.

Злобин: Они дружили, я думаю, и дружат. Кроме того, надо сказать, что Иванов, как бы к нему не относиться, умеет выглядеть очень западным, по стилю, по манерам общения, с блестящим английским языком. Он хорошо шутит по-английски.

Соловьев: У него вообще хорошее чувство юмора.

Злобин: Он улыбается широко своими белыми зубами, несмотря на то, что постоянно курит. Это тоже производит хорошее впечатление. В принципе, такой типичный западный политик, один из немногих в Москве.

Соловьев: Еще, скажем по секрету, по сравнению с нынешним министром обороны, он просто великий министр обороны.

Злобин: Безусловно, он разбирается в экономике, и в обороне, и во многих других вещах.

Соловьев: Просто он формально не по международным делам, объяснить его нахождение в Мюнхене сложно. Вот сама речь. Что, Америка стала с нами заигрывать?

Злобин: Россия стала заигрывать с Америкой, безусловно.

Соловьев: А мы в чем?

Злобин: Послав Иванова, выступив с очень примирительной речью.

Соловьев: Я думал, что Байден выступил с примирительной речью.

Злобин: И Байден выступил с примирительной речью.

Соловьев: Но мы-то, извини, послали кого?

Злобин: Байден никогда особенно с Россией не бодался, по большому счету.

Соловьев: А Иванов уже может говорить только от себя.

Злобин: Почему от себя? Он, все-таки, поехал как глава официальной делегации.

Соловьев: Вообще Гордеева могли послать.

Злобин: Можно было, наверное.

Соловьев: Мы же покупаем «ножки Буша», вот вам Гордеев.

Злобин: На самом деле да, было бы интересно, наверное, Западу на него посмотреть, потому что вопросов к нему много.

Соловьев: Я думаю, что как спаситель американской птицеиндустрии.

Злобин: Среднего запада, да, штата Кентукки.

Соловьев: Я думаю, что теперь на «Кентакки фрай чиккен» вместо Харланд Сандерс должен быть министр Гордеев. «Гордеев фрай чиккен».

Злобин: Тоже хорошая идея. Так вот, я думаю, что просто Мюнхенская конференция показала какие-то реалии, что в условиях кризиса бодаться невыгодно, надо пытаться найти общий язык. Америка это понимает, Россия это тоже понимает.

Соловьев: А почему они стали с Ираном заигрывать?

Злобин: Вообще, всегда была идея, что с Ираном надо пытаться договориться напрямую, это выгоднее всем. И то, что Буш от этого отказывался, всегда вызывало большую критику. Обама с самого начала своей кампании говорил, что он будет говорить с Тегераном напрямую, он не боится сесть за стол переговоров и говорить о том, что нужно Ирану, чтобы Иран чувствовал себя безопасно, потому что главная проблема…

Соловьев: Ему надо, чтобы в первую очередь исчез Израиль с лица земли. Во вторую очередь, чтобы исчезли все арабские страны, в третью, чтобы исчез весь христианский мир. Америка готова в этом поучаствовать?

Злобин: Наверное, можно найти какой-то компромисс между тем, что ты озвучил.

Соловьев: То есть, остановиться на Израиле. Осталось договориться с евреями, понятно.

Злобин: Но ведь там два главных аргумента, что Иран чувствует себя в опасности в этом регионе и не хватит у него, как обычно, вооружения, чтобы в случае чего защитить себя. И второе – у них есть право развивать ядерные программы, такое же, как у всех других стран, как у России, у Америки, и никто им запретить это не может.

Соловьев: Здесь как раз гонка вооружений тогда, потому что Иран ненавидит весь арабский мир.

Злобин: Совершенно верно, потому что арабам тоже понадобится ядерная бомба в таком случае, а в Израиле эта бомба уже есть, скорее всего, хотя никто прямо об этом не говорит. Там недалеко Пакистан и Индия. То есть, Иран превращается в очень взрывоопасный регион, учитывая, что там недалеко Турция – член НАТО. У НАТО, есть ядерные бомбы, у Америки, члена НАТО, есть ядерные бомбы. То есть, мало не покажется. Почему Обама, придя в Белый Дом, первое, о чем начал говорить, что из всей внешней политики его интересует в первую очередь ядерное разоружение. А тут Россия главный партнер, никуда не деться.

Соловьев: Но тогда же это противоречие.

Злобин: Почему?

Соловьев: Потому что главное требование Ирана – дайте нам атомную бомбу.

Злобин: Да, но когда Иран говорит…

Соловьев: А мы говорим, «дайте нам разоружение».

Злобин: А когда Ирану говорят: «Давай разоружайся», он говорит: «Почему я буду разоружаться, когда вы продолжаете вооружаться?»

Соловьев: Нет, даже если не продолжаем, даже, если останется одна бомба, какая разница, речь идет о тысяче, что Ирану станет легче? У Ирана ни одной.

Злобин: Но хотя у России и у Америки, на мой взгляд, нет морального права требовать от других ничего, когда они сами продолжают модернизацию своих…

Соловьев: Моральное право их, конечно, сильно всех волнует, моральное право мы использовали миллион раз...

Злобин: Я имею в виду, кто будет слушать две страны, которые модернизируют свои ядерные силы, на тему, что другим этого делать не надо.

Соловьев: Как раз все, потому что если они не будут слушать, они получат по башке. Вот, например, Ирак не послушал эти страны и якобы занимался оружием массового поражения - бах по башке.

Злобин: Так вот же и говорят, что если бы он успел его сделать, никто бы ему по башке не дал. Вот эта проблема как раз Иран и волнует.

Соловьев: Поэтому сейчас надо срочно Ирану дать по башке.

Злобин: Правильно. А, нет, ты имеешь в виду…

Соловьев: Зачем разговаривать? Они продолжают строить атомные бомбы, у них теперь ракеты, у них теперь носители, они в любой момент могут тра-ра-ра и всё.

Злобин: И главное, что Иран открыл «ящик Пандоры», потому что теперь не очень понятно, как это остановить, если кто-то еще захочет. Если еще два десятка стран, Венесуэла, например, скажет: «Я хочу атомную бомбу».

Соловьев: А все скажут, сейчас Куба скажет: «Я хочу атомную бомбу», что дальше?

Злобин: Куба, может быть, не потянет, скорее всего, она попытается получить…

Соловьев: А чего нет, мы и потянем.

Злобин: Да, это другой вопрос.

Соловьев: Может быть, задолбить Иран?

Злобин: Их так всех и задолбить?

Соловьев: Зачем всех, достаточно одного Ирана, лет на тридцать всегда хватает.

Злобин: Ты же понимаешь отлично, что ядерное оружие сравнительно дешевая теперь вещь, технологии известны.

Соловьев: Грязные бомбы вообще копейки.

Злобин: Грязные бомбы вообще ничего не стоят, может быть ее эффект преувеличен, но опасность от нее, паника, например, будет колоссальная.

Соловьев: Но если взорвут на химическом заводе или на электростанции.

Злобин: Да, если взорвут еще в правильном месте…

Соловьев: Да, идея долбануть, она конечно идиотическая совершенно. Ни в коей мере не надо никого долбать, это очевидно. Но долбануть, кстати, можно не ракетами, а можно нотами, экономическими санкциями, ужесточением отношений, умной политикой. Кстати, тут батька Лукашенко выступил с патологическим заявлением. Сейчас стало ясно, что стоит один раз пообещать среднеазиатским республикам чуть-чуть денег, как все моментально выстраиваются с протянутой рукой. Украинцы просят пять миллиардов, белорусы тоже говорят: «Слушай, дай, иначе ж вашу безопасность никто не может гарантировать». То есть, получается, что мы окружены какими-то продажными, я даже не знаю, как назвать.

Злобин: Ты очень правильно сформулировал, потому что когда-нибудь надо кому-то в Москве понять, как Россию разводят, и покупают ее лояльность за большие бабки. При этом эта лояльность быстро прекращается, как только прекращаются выплаты. И батька разводит Россию уже давно, по-моему. Все что мог, вытащил из России, много лет обещая, то соединиться, то ввести единую валюту, то единое таможенное пространство, то соединиться экономиками. И Россия все время идет на эти разводки, хотя все уже давно понимают, что ничего с Россией у батьки не будет получаться. Никто этого не хочет, и он не хочет терять свое президентское место, ему нужна маленькая страна, которой он хочет рулить. Но при этом, обещая России, он от нее получает все.

Соловьев: Так это нормальная страна.

Злобин: Нет, я имею в виду маленькая в сравнении с Россией.

Соловьев: По-моему, даже в сравнении с Россией, такая довольно приличная по европейским понятиям.

Злобин: По территории она большая, по населению не очень, по экономике вообще маленькая.

Соловьев: Знаешь, если сравнить с Европой, например, Россия – территория гигантская, а по населению беда-беда и по экономике давно беда-беда. И что делать?

Злобин: Не давать себя разводить хотя бы, не раздавать направо.

Соловьев: Они тогда сразу убегут.

Злобин: Они всегда обсуждали как.

Соловьев: Ведь в чем проблема - не нравится, сразу убегут. Как же тогда строить отношения? Вот ты, например, говоришь: «Россия должна делать то, что ей выгодно». Но это был общий принцип политики. Но ведь каждый правитель России считал, что он проводит ту международную политику России, которая ей выгодна. Ну, вспомни, Ельцин проводил политику абсолютной открытости. Это привело к войнам внутри России, войнам в Европе. Полная потеря внутреннего уважения, внешнего авторитета – всего. Хотя мы делали всё то, что от нас хотели американцы. Все их советники были здесь, они практически управляли экономикой как из своего кармана. После чего приходит Путин, который начинает, как все президенты: начинают как проамериканисты, заканчивают как антиамериканисты. Исключение – Медведев. И вот началось с этого. Путин пытается говорить с американцами. 2001 год, первый звонок, он сразу звонит Бушу. И опять кошмар. Так какая же политика правильная?

Злобин: Российская проблема, на мой взгляд, заключается в том, что какие–то фундаментальные стратегические национальные интересы отданы в руки небольшой группы элиты. И она решает, что важно. И оторвана эта группа от корней, оторвана от общей российской истории, от такого видения проблемы, что будет со страной через 20, 50 лет. Какие-то общие вещи. Вот от того, кто меняется в Англии, в Соединённых Штатах стратегическое понимание того, куда идёт страна, не меняется. В России каждый новый лидер приходит и поворачивает страну в новое направление. Вот смотри, Путин пришёл и сказал: « Ельцинские годы были ошибкой».

Соловьев: Ну, он не сказал, он как раз интересен тем, что никогда Ельцина не критиковал.

Злобин: Ну, я утрирую, конечно. Лично, может быть, нет. Но в политике он реально очень многое изменил. Ельцин, придя, полностью разрушил горбачёвскую систему. Горбачёв, придя, полностью разрушил то, что ему осталось от Брежнева. Брежнев боролся всю жизнь с Хрущёвым. Хрущёв боролся, придя к власти, с остатками сталинизма. Сталин боролся с Лениным. Ленин боролся… И вот все, начиная с Петра или Ивана Грозного, любой приходящий лидер начинал с того, что разрушал то, что ему досталось.

Соловьев: Но при этом всегда оставался общий вектор движения России. Как ни странно.

Злобин: Ну, я не знаю. Может быть, он был тогда в 18-м, 19-м веке.

Соловьев: Он всегда был. Ну вот пожалуйста – и 18, и 19, и 20-й. Они боролись, они друг друга ненавидели, но в тоже время общий вектор всегда был.

Злобин: Ну я б с тобой поспорил, потому что…

Соловьев: А в чём вектор поменялся?

Злобин: Постоянной дискуссией является «Россия – часть Запада или Россия – часть Востока».

Соловьев: Это же дискуссия.

Злобин: Подожди! То Россия идёт в сторону Запада, вот твоя и горбачёвская и ельцинская Россия – часть западной цивилизации.

Соловьев: Но заметь, ни Хрущёв, ни Брежнев, ни Андропов, ни Черненко, ни Сталин, ни Ленин не шли в сторону Запада.

Злобин: Ну почему же? Хрущев выдвинул идею мирного сосуществования, например.

Соловьев: 56-й год! Здрасьте!

Злобин: Нет, я всё понимаю.

Соловьев: Ты всё понимаешь, поэтому меня удивляет, что ты начинаешь придумывать.

Злобин: Мы с тобой говорим о некоторых, на мой взгляд, тактических изменениях, но фундаментально страну бросало то туда, то туда.

Соловьев: Вот как раз наоборот! Фундаментально страну не бросало. Это самое страшное!

Злобин: То вдруг появляется идея особого пути.

Соловьев: Вот она, кстати, никогда не исчезала.

Злобин: Она никогда не исчезала. Она периодически становится основой политического руководства.

Соловьев: Никогда никакая другая идея не была основой, кроме идеи особого пути. В этом особенность. Вот посмотри, здесь 19-й – это идея особого пути. Здесь 18-й век – это идея особого пути.

Злобин: Так в чём этот особый путь?

Соловьев: Вот это очень правильный вопрос! То есть, все понимают, что он есть. Понять, в чём его особость, пока никому не удаётся. Вот это как раз очень важный вопрос.

Злобин: Не удаётся за века понять…

Соловьев: Здесь же ещё один очень важный момент. Но это не значит, что её нет. Если человек не может чего-то понять… Я вот до сих пор не понял природу Бога, это не значит, что нет Бога. Это значит, что человек слаб.

Злобин: Если человек не понял природу простуды, например, элементарной. Насморк.

Соловьев: Нет, это он понял, он просто не знает, как с этим бороться.

Злобин: Он думает, что знает.

Соловьев: Ну, можно и так сказать. По крайней мере, если семь дней подождать, все пройдет.

Злобин: А если лечиться, то за неделю пройдет.

Соловьев: А с властью если подождать, то ничего не проходит.

Злобин: То хуже становится.

Соловьев: Я просто к чему? Вот заметь, ты очень правильно говоришь, что американцы и прочие есть некий корабль. И здесь мы очень важный вопрос должны для себя задать: в чем фундаментальное отличие обществ?

Злобин: Хороший вопрос.

Соловьев: Почему у американцев вне зависимости от изменения политического истеблишмента всегда идет этот накат, а у нас… При этом, заметь, они же никогда не говорят, что хотят 2010, 2020, 2030 – у них нет такого понятия; есть только у нас и у китайцев. Китайцы рисуют ближайший план на 50 лет, мы стали говорить на 2020. Притом, мы это закидываем как коммунизм, потому что мы говорим, что мы хотим, чтобы было в 2020, но ни одного шага, чтобы туда прийти – даже не рисуем. Пока ситуация выглядит так, что, вежливо говоря, мы план имеем, а как дойти – не знаем.

Злобин: И так получается, что, во-первых, Россия все время находится в переходном состоянии: куда-то к чему-то. Вот сейчас плохо, но вот там будет хорошо.

Соловьев: А потом будет еще хуже.

Злобин: Поэтому, ребят, подождите, от нас не требуйте, потому что мы идем…

Соловьев: Это вечное ожидание. Все ради детей.

Злобин: Да, что ваши дети будут жить лучше, но нас там не будет, мы за это ответственности не несем.

Соловьев: Наверно, только в России есть фраза: «Ну ладно, мы-то пожили. Детей жалко».

Злобин: Гениальная фраза, потому что, наверно, ни в одной культуре из серьезных, больших культур мира такого нет. Американцы глубоко убеждены, что их дети будут жить лучше. Это им не повезло, а дети будут жить лучше, а внуки – еще лучше. Этот оптимизм у них присутствует. И второе, с чем еще я часто сталкиваюсь в России, я не знаю, что ты по этому поводу думаешь, что особая судьба России заключается в том, что она какой-то то ли мост между Западом и Востоком, то ли коридор. Россия в качестве коридора - звучит очень обидно. Мне кажется, что…

Соловьев: Ну, Россия о себе, кстати, никогда такого не говорила. Как Россия может быть мостом при таких дорогах?

Злобин: Совершенно верно, не очень хорошая дорога.

Соловьев: Россия может быть черной дырой между Западом и Востоком.

Злобин: Все говорят, что Россия – это что-то между.

Соловьев: Хорошо, но если у тебя есть левая рука и правая рука, то что у тебя между – это мост между левой рукой и правой рукой или это и есть туловище? Вот Россия – это туловище мира.

Злобин: Вот это уже лучшая постановка вопроса, потому что все, с кем я сталкиваюсь в России, постоянно мне говорят, что Россия что-то соединяет.

Соловьев: Ты, наверно, сталкиваешься с теми, кто на американские деньги живет.

Злобин: Не только. Вот особый путь в чем заключается?

Соловьев: Выражение «не только» мне понравилось.

Злобин: Я имею в виду доллары. Не обязательно их получать в Америке. Сейчас на доллары живут почти все, по-моему.

Соловьев: В частности нефтяники. Иначе я не пойму, почему в который раз у нас бензин стал дорожать. В рублях, да?

Злобин: Он стал дорожать? Это поразительно, конечно. Вот особый путь – пожалуйста. Даже ты не можешь понять, почему бензин дорожает.

Соловьев: Нет, это я как раз хорошо могу понять – обычная человеческая жадность.

Злобин: Ну, может быть, в этом особость.

Соловьев: А фундаментально, в чем принципиальное отличие России от Запада?

Злобин: А вообще, есть ли эти различия?

Соловьев: Ну конечно есть! Иначе бы мы жили так же, как на Западе. То есть, очевидно, что принципиальные отличия есть. Так же, как есть принципиальное отличие между французами и англичанами, между итальянцами и испанцами.

Злобин: Есть русская цивилизация…

Соловьев: Она очевидно есть. Это смешной вопрос. Если есть язык, то есть и цивилизация.

Злобин: Есть Австрийская цивилизация… Или это Германская, или Бельгийская.

Соловьев: Ты знаешь, я думаю, что Австрийская цивилизация…

Злобин: Ну, Бельгийская, хорошо, Фламандская.

Соловьев: Фламандская есть, а Бельгийская – сложно. Видишь, это такие языковые образования. Все-таки очень много связано…

Злобин: Ну, Бельгия вообще молодая страна.

Соловьев: Да и Германия.

Злобин: Как единая – действительно.

Соловьев: И Италия как единое государство очень молода.

Злобин: Вспомнил свою любимую страну.

Соловьев: Моя любимая страна – Россия.

Злобин: После России, я имею в виду. Да, это хороший вопрос, в чем все-таки суть особого пути.

Соловьев: Чем принципиально мы отличаемся от них?

Злобин: Скажу тебе честно, мне очень не нравятся все эти разговоры, что Россия – это что-то промежуточное между Западом и Востоком, в этом ее историческая суть. Мне кажется, это очень обидно – быть чем-то промежуточным.

Соловьев: Да мы не являемся чем-то промежуточным. Никто из россиян себя таким не чувствует…

Злобин: Это очень популярная точка зрения.

Соловьев: Среди кого она популярна? Кто ее поддерживает?

Злобин: Среди геополитиков очень многие.

Соловьев: Ну, геополитики – это кто? Их всего 4 человека.

Злобин: Ну да.

Соловьев: И 4 геополитика поддерживают эту точку зрения?

Злобин: Все. Более того, вспоминают и нефть, и газ. Говорят, что Россия – это страна нефтепроводов, газопроводов. В любом случае, это какая-то передаточная территория.

Соловьев: Ну, если Америка – страна дорог, это не значит, что Америка – это страна между Канадой и Мексикой.

Злобин: Это безусловно. Строит дороги для себя, а Россия строит дороги с Востока на Запад. Те же пролетные деньги. Из Европы летают в Китай. Вот Россия, Аэрофлот, с этого зарабатывает.

Соловьев: Нет, если бы Россия зарабатывала, не было бы проблем.

Злобин: Аэрофлот зарабатывает.

Злобин: Слушай, ты меня путаешь. Моя фамилия – Соловьев, а не Иванов.

Злобин: Я тебя понимаю, но я тебе объясняю логику.

Соловьев: Не надо спрашивать, как с этого получают конкретные бабки. Меня не надо спрашивать.

Злобин: Я тебе объясняю логику вот такого мышления – да, есть большая территория, через нее, ребята, летайте, платите Аэрофлоту деньги.

Соловьев: Но, логика, конечно, трогательная. Очень много интересных сообщений приходит. «Основное отличие нас от них – это чувство внутренней свободы у человека. Несвобода русского человека сидит в нас уже генетически».

Злобин: Хорошее наблюдение.

Соловьев: Очень глубокое, вопрос – откуда берется. Еще сообщение: «Отличаемся тем, что россияне любят свое государство, а оно не любит их». Я думаю, что россияне на самом деле не любят государство.

Злобин: Страну - любят, наверное, а государство – нет.

Соловьев: Да. «Огромной нелюбовью к своим согражданам, прихлебательством перед Западом. Впалыми щеками и отсутствием уважения к старикам, детям, женщинам».

Злобин: Это, кстати, несправедливо – все-таки не самая удобная для детей, стариков и инвалидов страна. Тяжело им. Знаешь, кто-то из читателей моего блога написал, что каждый конкретный американец – идиот, а в сумме они - гениальное общество. В России каждый конкретный россиянин гений, в сумме – толпа идиотов.

Соловьев: Осталось ответить на вопрос почему?

Злобин: Да, почему. Но вот это вот различие.

Соловьев: Хотя, знаешь, это так же, как в футболе – команда звезд никогда не выигрывает.

Злобин: Да, потому что каждый из них звезда. И не умеют играть в команде, да. Ты не посмотрел вчера в «Ведомостях» перепечатку статьи Сороса с его рекомендациями?

Соловьев: Ты знаешь, мне кажется, что Сорос уже давно выжил из ума. Точнее так: он использует средства массовой информации для достижения собственных целей.

Злобин: Безусловно. А кто не…

Соловьев: Нет, не в этом дело, именно финансовых. То есть, он весь мир провоцирует, обманывает, интригует, играет в свою игру. Никогда нельзя верить Соросу.

Злобин: Да. А бедным экономистам, которые не разбогатели, но дают советы, что делать в условиях кризиса?

Соловьев: Нет, ну а кто им верит?

Злобин: Ну ведь в том-то и дело. Сорос-то и бабки сделал…

Соловьев: Так нет, он и делает бабки на том, что люди думают, что он даёт советы, а на самом деле он использует их для того, чтобы делать бабки.

Злобин: Вообще, как ты относишься к экономистам, которые сегодня всем объясняют, что делать с деньгами, поэтому сами ездят на метро и не заработали ни копейки?

Соловьев: Как к астрологу. Я писал, что считаю, что все экономисты – это астрологи. Притом, в отличие от астрологов, которые хотя бы не ленятся купить какую-то компьютерную программу, узнать, как звёзды называются, составить карту звёздного неба и хоть как-то объяснить… Экономисты делают проще: они вот так просто сидят, пальцами в ушах ковыряются и говорят: «Курс доллара будет… а-а… а инфляция будет… а-а-а, а почему… а-а…» Такое, знаешь, сборище весёлых имбицилов. Николай, хотелось бы, чтобы ты прокомментировал то, что Сенат проголосовал за план по спасению экономики. Почти триллион долларов. Что это обозначает, к чему может привести и вот давление статьи Сороса – не попытка ли это каким-то образом, знаешь, хитро воздействовать, играть против доллара.

Злобин: Безусловно. С одной стороны, почти восемьсот сорок миллиардов долларов будут влиты в американскую экономику. Это огромные деньги, и не факт, что они эффективно сработают, это будет, безусловно, стимулировать инфляцию, будет стимулировать увеличение денежной суммы. Кстати говоря, республиканцы почти полностью проголосовали против в Сенате, всего три сенатора-республиканца проголосовали за этот пакет. Многие к этому плану Обамы относятся скептически, потому что считают, что это будет неэффективная помощь экономике США. Но это стимулирует спрос и укрепит банки, поэтому, так сказать, на это можно пойти и рискнуть, но для Обамы лично, скажу, это большая победа. Первая большая его политическая победа в качестве президента. Он пробил, так сказать, свою идею. И, надо сказать, он укрепил свои позиции – в этом плане совершенно очевидно.

Соловьев: И взял на себя ответственность.

Злобин: И взял на себя большую ответственность, за которую ему к лету придется расплачиваться и отвечать. Что касается статьи Сороса, то желающие могут ее прочитать во вчерашней газете «Ведомости». Статья интересная. Сорос хитрый, очень хитрый человек, и мне кажется, он говорит в первую очередь о необходимости такого перераспределения финансов в мире, чтобы развивающие страны получили большое количество виртуальных денег, развили у себя спрос, который, безусловно, вернется в развитые страны, которые будут этот спрос удовлетворять. Таким образом, мне кажется, мир придет к еще большей зависимости развивающихся стран от развитых.

Соловьев: То есть, Сорос продолжает быть за виртуальную экономику?

Злобин: Да, совершенно верно, причем он мыслит стратегически. И это очень опасно, потому что внешне идея выглядит очень привлекательно.

Материалы на тему:
Николай Злобин: Россия создала отталкивающую модель общественного развития
Злобин: Американцы относятся к религии очень деликатно
Расизм наоборот
Что ожидает нового президента США?
Кто же, все-таки, правит миром?
Мораль депутатов: вилла в Испании и галстук за 5 тысяч долларов

Обсуждение:
Блог Владимира Соловьева
Группа "Владимир Соловьев. Для неравнодушных" VKONTAKTE.ru
Блог 2 - зеркало на LiveInternet
Блог 3 - зеркало на LiveJournal

11.02.2009, 17:07

---