Культура
В России прозвучал еще неизвестный Рахманинов
4 марта в Новинском пассаже слушали Рахманинова. Впервые в России исполнялись два неизвестных сочинения композитора, считавшихся безвозвратно утерянными. Блистательный Денис Мацуев своим исполнением и энергией просто заворожил зал.
История нахождения Фуги in d-moll (1891) и Сюиты для оркестра ре минор (1891, версия для фортепиано), их возвращения к слушателю довольно своеобразна. После одного из триумфальных концертов Дениса Мацуева в Париже, к нему подошел внук Рахманинова – Александр Борисович. Он пообещал сделать ему роскошный подарок с одним единственным условием – молодой исполнитель должен был немедленно бросить курить! «Все, я уже не курю! – нашелся Денис.
(Негативное отношение к курению внука Рахманинова было вызвано, тем, что Сергей Васильевич скончался от рака легких, спровоцированного именно курением.)
Альбом записывался в Швейцарии, в имении «Сенар» (сокращенно - Сергей и Наталья Рахманиновы). Денису был предоставлен легендарный рояль «Stenway» 1929 года, принадлежавший композитору. Звучание инструмента восхитило молодого исполнителя - «Таких инструментов остались единицы! Играть на нем – огромное наслаждение!».
На пресс-конференции посвященной выходу альбома «Неизвестный Рахманинов» Мацуев посетовал, что рояли даже в престижнейших концертных залах ужасающего качества! И каждый концерт это «борьба и война с инструментом». Презентация альбома состоялась в Лондоне 4 декабря. Потом он вышел в Германии и США, а на этой неделе поступил в магазины России.
- Готовится еще одна интересная история, - раскрыл секрет Мацуев, - транскрипция 2-й симфонии. Это будет концерт для фортепиано с оркестром только на музыку 2й симфонии. Музыка получилась изумительная, как 6 концерт для фортепиано с оркестром. Поэтому я без Рахманинова никуда! Открытия продолжаются! Ждите в следующем году.
После концерта восхищенные гости прокомментировали свои впечатления. Все отмечали не только виртуозное владение инструментом, но и невероятную просто бушующую энергию Мацуеа, которой нельзя было не заразиться.
 |
| Денис Мацуев бросил курить ради Рахманинова |
|---|
 |
| Ангелина Вовк: "Это Имя пришло к нам из глубины Сибири. Оно такое огромное, светлое и совсем не холодное!" |
|---|
 |
| Эльдар Рязанов: "Я очень люблю этого исполнителя, поэтому пришел послушать его, заранее предвкушаю прекрасный вечер!" |
|---|
 |
| Светлана Хоркина: "Мне очень понравилось! У него потрясающая энергетика, настолько все очень мощно! Я и раньше бывала на концертах Дениса и поэтому с удовольствием приняла приглашение". |
|---|
 |
| Сати Спивакова: "Когда сидишь так близко к инструменту… К этому помещению, конечно же, не предъявляются требования такие как к Карнеги Холл или к Большому залу консерватории. Дело не в акустике. Он делится своей энергетикой со всеми, и от него ничего не убудет!" |
|---|
 |
История шедевра
В начале тридцатых годов двадцатого века Сергей Васильевич Рахманинов приобрел небольшой участок земли в Швейцарии, неподалеку от Люцерна. Возведенное здесь имение назвали «Сенар», зашифровав в нем имена супругов Сергея и Натальи Рахманиновых. Швейцарское поместье стало летней резиденцией композитора. Утомленный скитаниями по Европе, Рахманинов принимал самое непосредственное участие во всем, что касалось будущего владения. При его участии был разработан план дома, для постройки которого пришлось взорвать небольшую скалу, сооружена новая пристань для моторной лодки, распланирован сад («В молодости Сергей Васильевич не мог отличить одно дерево от другого, а тут он изучил их все до тонкости», - вспоминала позже Наталья Рахманинова).
«Сенар» стал излюбленным прибежищем Сергея Васильевича. Сюда, на берег озера Четырех кантонов, в тишину и покой швейцарских Альп стремился композитор, измученный напряженным концертным графиком, переездами по Америке и Европе. Отдыхая летом в «Сенаре», Рахманинов будто бы оттаивал, находил душевные силы для занятий композицией, которые он надолго оставил после вынужденного отъезда из России. Наверное, не случайно в первое же лето по завершению строительства дома он написал блестящую партитуру Рапсодии на тему Паганини (1934). Именно это сочинение композитор исполнил на концерте, который состоялся в Люцерне 11 августа 1939 года. Это было последнее лето четы Рахманиновых в Швейцарии: угроза немецкой интервенции торопила их в Америку, они покинули страну сразу же после концерта. Именно это выступление Рахманинова положило начало музыкальному фестивалю в Люцерне, известному сегодня на весь мир.
Обстановка кабинета Сергея Васильевича, сохранившаяся до сих пор, аскетична: письменный стол, пара кресел и концертный рояль Steinway – подарок легендарной фабрики легендарному композитору. Именно здесь, на этом самом рояле, которому уже около семидесяти лет, и происходила запись настоящего диска.
Идея записать диск в овеянной легендами обстановке принадлежит внуку и наследнику композитора Александру Рахманинову, доверившему эту уникальную возможность Денису Мацуеву – одному из самых успешных представителей молодого поколения российских пианистов. Священным трепетом перед этими стенами была проникнута атмосфера трех дней записи, ведь дом Рахманинова – частное владение: далеко не каждый может попасть на территорию поместья и тем более прикоснуться к клавишам, которые, возможно, помнят еще руки самого Сергея Васильевича.
Записи диска предшествовала сенсационная находка рукописей двух студенческих сочинений Рахманинова - Фуги in d-moll (1891) и Сюиты для оркестра ре минор (1891, версия для фортепиано). Рукопись фуги, написанной по заданию педагога Рахманинова по гармонии, полифонии и композиции Антона Степановича Аренского, до недавнего времени существовала лишь частично: были известны две первые страницы сочинения. Третий лист нашли совсем недавно в архиве Центрального музея музыкальной культуры им. М.И. Глинки (Москва). Фуга предвосхищает будущие сочинения Рахманинова: заданная Аренским токкатная тема в барочном духе инициирует типичную для многих его фортепианных опусов виртуозную фактуру, а порывистый, страстный тон сочинения выдают композитора поэтичной и тонкой душевной организации.
История второго произведения - Сюиты для оркестра – кажется еще более запутанной. В январе 1891 года молодой Рахманинов пишет Наталье Скалон, что исполнение Сюиты, написанной им для полного симфонического оркестра невозможно, так как в консерваторском оркестре не хватает инструментов. Поэтому Рахманинов решил представить ее фортепианную версию в своем авторском концерте, грядущим весной. В этом же письме композитор сообщает, что отдал ноты Петру Ильичу Чайковскому. Начинающий композитор хотел узнать мнение мастера, когда-то высоко оценившего дарование юного Сережи. На экзамене по гармонии (1889 год) Рахманинов один определил маленькую хитрость, заложенную в задаче, и не повторил ошибки своих одноклассников, за что получил от маститого Чайковского оценку пять, окруженную четырьмя плюсами. Затем следы партитуры теряются. Предположительно, она была утеряна по неосмотрительности секретариата Чайковского – вероятно, манускрипт был благополучно складирован «в долгий ящик», и никаких свидетельств о том, видел ли Чайковский партитуру, нет.
Рукопись фортепианной версии Сюиты обнаружили уже в наши дни, в архиве Музея им. Глинки, в коллекции Александра Ильича Зилоти – профессора Московской консерватории по классу фортепиано, педагога Рахманинова. В манускрипте отсутствовала первая страница с данными о названии и авторе. Тем не менее, специалистам удалось определить принадлежность этого сочинения перу Рахманинова и установить, что это и есть та самая сюита, о которой композитор говорит в письме к Скалон.
Сюита для оркестра, написанная как учебная работа, выдает руку будущего автора бессмертных фортепианных концертов, прелюдий, этюдов-картин. Сохраняя контуры сюитного цикла – деление на части, присутствие старинных танцев, – композитор решает его нетипично, проявляя авторскую индивидуальность. Заметим, что в музыке Сюиты мы встречаем мелодические и гармонические обороты, характерные для последующих сочинений Рахманинова. Так, пылкую, патетическую первую часть открывает знаменитый мотив, который композитор повторит в самом начале Второго концерта. В траурной поступи следующей части угадываются не только черты сарабанды, помещенной на ее традиционное для старинной сюиты второе место, но проникновенные образы глубокой скорби, знакомые нам по отдельным миниатюрам или по медленной части Второй сонаты. Вслед за легким и изящным Menuetto следует бравурный, приподнятый финал, предвосхищающий будущие торжественные финалы фортепианных концертов.
После премьеры Второй сонаты Рахманинова для фортепиано, состоявшейся в Москве в 1913 году, один из современников композитора писал о его исполнительской манере: «Какая мощь, какой грандиозный темперамент, какая сила и яркость кульминации! Богатство красок его палитры не поддается описанию. Никто не мог извлекать из клавиатуры такой звук как Рахманинов, - гибкий, красивый и выразительный. Каждое сыгранное им сочинение можно сравнить с сооружением величайшего зодчего, где грандиозные стены, стройные колонны и все детали – все составляло единое целое».
Трагичная и одновременно страстная, своей монолитностью Соната Рахманинова близка его фортепианным концертам. По предписанию автора, части сонаты должны исполняться без перерыва (attacca). Крайние части Сонаты перекликаются с прелюдией В – dur op.23, но не сферой образов, а скорее, техникой письма - бурлящей непрерывностью изложения. Тот же набатный призыв в первых тактах, та же патетическая приподнятость, но окрашенная в драматические густые тона минора. Мятежные крайние части – словно каменный грот вокруг чистого озера окружили медленную часть сонаты. В этом лирическом монологе, построенном на интонации секунды (вспомним знаменитые баховские lamento), риторика музыки говорит сама за себя: здесь нет места сентиментальности, это светлая скорбь.
Два этюда-картины a-moll – две музыкальные фрески, проникнутые, как и весь опус 39 предчувствием неотвратимо надвигающейся катастрофы. Сам Рахманинов содержание этюда №2 определил как «Море и чайки». Постоянное движение триолей колышется как морская гладь, и тут же на этом фоне слышны «крики» чаек – по квартам и квинтам. Траурный подтекст скрыт в мотиве нижнего голоса – это "Dies Irae" (средневековая католическая секвенция, символ смерти в романтической музыке), встречающийся во многих поздних сочинениях Рахманинова.
Этюд а-moll (№ 6), по словам композитора, «вдохновлен образами Красной шапочки и Волка». Действительно, в стремительном хроматическом беге, токкатной упругости, острой акцентации и кульминационных эмоциональных нагнетаниях можно увидеть главных героев сказки Перро. Но содержание этюда выходит далеко за сказочный подтекст: это противостояние очевидной угрозе, роковой силе.
Этюд-картина D-dur, ор. 39 № 9 (Allegro moderato - Tempo di marcia) ставит финальную точку этого цикла, красочность и монументальность, характерный для Рахманинова образ колокольного звона, проблески света и надежды венчают цикл на оптимистичной ноте.
Две прелюдии g-moll ор. 23 и gis-moll op.32 – популярные шедевры-миниатюры. Каждая из них необычайно ассоциативна: Прелюдия g-moll с первых секунд гипнотизирует своим маршевым напором, чеканным ритмическим рисунком, пружиной постепенного крещендо, обрушивающегося на слушателя кульминационной поступью, как звуковая лавина. Средняя часть Прелюдии – томная, певучая мелодия с ориентальным колоритом вносит разрядку в угрожающий напор крайних разделов. Благодаря своей музыкальной росписи - мягкой речитативности мелодии и прозрачным, воздушным, мерцающим аккомпанементом, Прелюдия gis-moll стала одним из лучших образцов рахманиновской лирики.
Репортаж, фото - Ксения Добровольская
05.03.2008, 21:33
