Политика
Насколько результативны переговоры российских дипломатов?
Несмотря на все усилия российской дипломатии, позиция нашей страны чаще оказывается оборонительной, догоняющей, и, практически никогда - ведущей, организующей, задающей направление и режим отношений. В определенной степени, это подтверждает интервью Министра иностранных дел России С.В.Лаврова, данное телеканалу "Россия":
Вопрос: Сергей Викторович, по поводу событий в Вене. Западные агентства стали преподносить это как торжество западной дипломатии и заговорили о передаче иранского ядерного досье в Совет Безопасности ООН. Так ли это на самом деле?
С.В.Лавров: Меня очень огорчает, что, по вашей оценке, разговор о дальнейшей судьбе иранского ядерного досье превращается в попытки вынести вердикт, кто победил и восторжествовал, а кто, соответственно, наоборот. Это слишком серьезная тема. Это – проблема распространения ядерного оружия. Мы хотим, чтобы усилия всех, кто этим занимается, были нацелены на недопущение нарушения режима нераспространения. Это, действительно, слишком серьезно, чтобы затевать соревнование - кто дипломатически победил или проиграл. Мы уже проходили подобные ситуации, в том числе после окончания “холодной войны”. Думаю, что внешняя политика все-таки состоит не в том, кто кого пытается обыграть или представить дело так, что в данной конкретной ситуации восторжествовала его линия. Это - философия игры с нулевым результатом, ущербный подход, с которым ни одной реальной проблемы не решить. Мы же не вспоминаем, кто был прав, а кто – не прав по Ираку, хотя ответ на это очевиден. Мы хотим сосредоточиться на выработке коллективных позиций по всем жгучим вопросам международной повестки дня. Сейчас одна из наиболее жгучих проблем – это иранская ядерная программа. Для того, чтобы с ней разобраться, нужно, прежде всего, закрыть те пустоты в нашем знании, которые образовались в прошлом. Именно этим занималось и продолжает заниматься МАГАТЭ. Инспекторы агентства работают в Иране и прояснили целый ряд темных пятен, которые существовали в отношении прошлой иранской программы. Они сформулировали предельно конкретные вопросы, на которые Иран обязан дать ответы. Они продолжают свою работу. Если мы будем руководствоваться исключительно желанием показать публике, что кто-то кого-то одолел на данном этапе, если будем ставить во главу угла конъюнктуру сегодняшнего дня, чтобы показать общественному мнению или своему избирателю – это в отношении тех, у кого скоро выборы, - что мы самые крутые и добиваемся своего, то это будет конъюнктура сегодняшней злободневности. Но она будет нагнетать эмоции с обеих сторон. Я уже слышал, как обменивались “любезностями” представители Ирана и США на заседании Совета управляющих МАГАТЭ. Когда эмоции начинают определять политику, ни к чему хорошему это не приводит. Поэтому мы выступаем за то, чтобы руководствоваться исключительно задачей выработки стратегии дальнейших шагов мирового сообщества, нацеленной на недопущение нарушения режима нераспространения ядерного оружия.
Что произошло в Вене, предельно ясно. Никаких кривотолков и разночтений быть не может. В Вене состоялась дискуссия по докладу, который был представлен Совету управляющих МАГАТЭ Генеральным директором этого агентства М.Эль-Барадеи. В докладе скурпулезно и на основе фактов зафиксировано реальное положение дел. Оно не вызывает оптимизма, потому что Иран, действительно, частично вышел за пределы моратория на работы по обогащению урана. Иран проводит научно-исследовательские работы, связанные с обогащением, что, в общем-то, вызывает тревогу. Потому что это - еще один шаг на пути к возобновлению полномасштабного обогащения.
Мы вместе с подавляющим большинством других государств-членов МАГАТЭ призываем Иран вернуться в мораторий. Да, мораторий добровольный и формально не является юридическим обязательством Ирана. Однако, учитывая те вопросы, которые возникли в отношении прошлой, не докладывавшейся в МАГАТЭ ядерной деятельности Тегерана, этот мораторий необходим, чтобы восстановить доверие.
Никаких решений на Совете управляющих МАГАТЭ не принималось. Решение было принято месяц назад, на февральском заседании Совета управляющих. Оно предусматривает, что Совет Безопасности ООН будет проинформирован об итогах прошедшего февральского и предстоящего мартовского заседаний.
Вопрос: В чем разница между просто информированием Совета Безопасности и передачей ядерного досье в СБ ООН?
С.В.Лавров: Вы знаете, это все игра, связанная с попытками показать общественному мнению, что кто-то победил, а кто-то - нет.
Вопрос: Это спекуляция? Есть такая существенная разница?
С.В.Лавров: Да, существенная разница есть. Потому что, когда Совет Безопасности информируется, Совет управляющих МАГАТЭ просит от СБ ООН предпринимать какие-либо шаги. Если кто-то считает, что необходимо в Совете Безопасности начать предпринимать действия по существу иранской ядерной программы, то есть все возможности – правовые, процедурные – любому члену СБ ООН внести этот вопрос на рассмотрение Совета Безопасности.
Вопрос: Нужен повод, чтобы эту проблему поднять на Совете Безопасности?
С.В.Лавров: Никакого повода не нужно. Процедурно каждый член Совета Безопасности может внести на рассмотрение Совета любой вопрос. Это жонглирование терминами – информирование, передача – нужно только с одной целью – постараться представить дело таким образом, чтобы Совет управляющих МАГАТЭ развел руками, а потом их опустил и попросил СБ ООН: знаете, мы расписываемся в собственной неспособности воздействовать на Иран. А вот у вас в СБ есть полномочия по уставу делать многие вещи, поэтому, пожалуйста, возьмите в свои руки бразды правления по данному вопросу. Так вот, решения, которые в СБ ООН были приняты, предусматривают только информирование Совета Безопасности. Поэтому если кто-то будет пытаться поднимать в СБ этот вопрос, апеллируя к задействованию авторитета и якобы просьбе МАГАТЭ, то это будет неправдой.
Вопрос: В любом случае, обсуждение в Совете Безопасности предстоит. Как, на Ваш взгляд, события будут развиваться дальше? То, что происходит, по Вашей оценке, это повышение градуса напряженности в международных отношениях или все-таки нет?
С.В.Лавров: Конечно, это повышение градуса напряженности. В этом нет сомнений. Наши иранские коллеги отнюдь не способствуют тому, чтобы данная проблема рассматривалась в спокойном, профессиональном ключе. Мы выступали и продолжаем выступать за то, чтобы главным арбитром в вопросе было МАГАТЭ. Потому что именно в нем собраны профессионалы, которые получают деньги от стран-членов агентства, для того, чтобы следить за невозникновением рисков для режима нераспространения ядерного оружия. Они знают досконально все технические детали иранской ядерной программы, без которых принять правильное решение крайне трудно.
Вопрос: А если решение в Совете Безопасности ООН принимается?
С.В.Лавров: СБ ООН не обладает экспертизой для того, чтобы профессионально разобраться в данном вопросе и выработать выверенную линию. Повторяю, мы не исключаем того, что вопрос может оказаться в Совете Безопасности. Но при всех обстоятельствах Совбез не должен брать на себя главную роль в определении наличия или отсутствия реальных, а не надуманных рисков нарушения режима нераспространения ядерного оружия. Факты здесь играют ключевую роль. Вы помните, как обходились с фактами накануне начала иракской войны. У всех это тоже свежо в памяти. И Совет Безопасности просто обязан опираться на профессиональные оценки и выводы МАГАТЭ.
Насколько мне известно, Генеральный директор агентства считает, что возможности МАГАТЭ отнюдь не исчерпаны. В наших контактах последних дней с европейской “тройкой” мы услышали предложение все-таки поговорить, прежде чем предпринимать какие-то дальнейшие шаги, с участием США, России, Китая, с приглашением гендиректора МАГАТЭ. Поговорить о том, какая стратегия наиболее эффективна, имея в виду, что главная цель – это все-таки режим нераспространения, а не попытки использовать ситуацию для достижения каких-то политических целей той или иной страны в отношении Ирана.
Есть определенная непоследовательность в том, как действуют некоторые из основных участников процесса. Кто-то из них считает возможным начать призывать к рассмотрению вопроса по Ирану в СБ ООН и параллельно продолжать работу в МАГАТЭ. Повторяю, мы открыты для обсуждения, но обсуждения не отдельно вырванного из всей ситуации предложения - скажем, давайте сейчас в Совбезе кого-то к чему-то призовем. Мы тут же задаем вопрос: а дальше что? Если призыв будет сформулирован непрофессионально, без учета мнения МАГАТЭ и только усугубит ситуацию, то - что мы будем делать дальше?
Вопрос: Они очень быстро ответят на этот вопрос – предложат санкции.
С.В.Лавров: Да, но это люди, которые руководствуются логикой, отличной от задачи ориентироваться исключительно на нахождение решений, способных предотвратить подрыв режима нераспространения. Это уже логика политического противостояния, политического воздействия на Иран и в гораздо более широком плане, чем просто по его ядерной программе. Думаю, что это неправильная логика. Мы убеждены, что прежде чем говорить “а”, необходимо очень четко понимать, как мы пройдем по всему пути. Потому что в Совете Безопасности начнется уже совершенно другой процесс. Даже если первым шагом будет некий мягкий призыв сотрудничать с МАГАТЭ, то затем последуют аргументы, которые будут вбрасываться сторонниками наращивания давления. Они будут, прежде всего, заключаться в том, что Совбез не может потерять лицо, поэтому якобы необходимо принять еще одну резолюцию, поугрожать, подумать о санкциях. Делать подобные вещи необдуманно очень рискованно: слишком высоки ставки. Не случайно ответственные политики задумываются об этом.
Могу Вам сказать, что когда я был 7 марта в Вашингтоне и меня принимал Президент Дж.Буш, то он сказал буквально следующее. В отношении дальнейших действий по Ирану необходимо быть крайне осторожными и прежде чем начинать что-то делать в Совбезе, нужно продумать все шаги до самого последнего. Мы целиком разделяем такую позицию. Надеюсь, этим будут руководствоваться и американские переговорщики.
Вопрос: В то же самое время Вице-президент Д.Чейни, выступая во вторник на заседании Американо-Израильского совета, заявил, что Вашингтон сохраняет все возможности, в том числе, очевидно, и военные, для решения данного кризиса, для того, чтобы Иран не смог обзавестись ядерным оружием. Вам не кажется, что градус дискуссии повышается, и многие политологи, не говоря уже о политиках в Вашингтоне, стараются увязать происходящее и политическую линию Москвы с двусторонними отношениями между США и Россией? В связи с этим очень большую огласку получил вышедший недавно доклад Совета по международным отношениям. Как нам себя вести, как реагировать? От нас здесь ждут поддержки жесткой линии в отношении Тегерана.
С.В.Лавров: Во-первых, я не имел чести общаться с Вице-президентом Д.Чейни. Я общался с Президентом США Дж.Бушем. Я уже говорил, как он оценивает ситуацию. Исхожу из того, что внешнюю политику определяет Президент США.
Что касается попыток увязать наши действия по Ирану с дальнейшим отношением к России, то есть масса примеров, когда практически любой вопрос определенные люди стараются увязать с тем, как быть в отношении нашей страны.
Пресловутая поправка Джексона-Вэника. Вы знаете, в силу чего она была принята в Конгрессе США. Это ограничения, которые в СССР существовали на эмиграцию лиц еврейской национальности из СССР. Все, кто хотел, уже давно уехали. Никаких ограничений больше не существует. Эта поправка плавает, и, думаю, еще немало будет продолжать плавать в дискуссиях, оставаясь в силе. На нее навешивают то куриные окорочка, то вступление России в ВТО, которое одновременно затягивается без каких-либо понятных нам причин. Так что желающих использовать любой предлог для того, чтобы заговорить о необходимости быть жестче с Россией, достаточно. Мы представляем, кто эти люди и что они собой представляют. Из того же ряда и упомянутый Вами доклад. Это не доклад Совета по международным отношениям, а доклад, который был подготовлен рабочей группой под эгидой упомянутого Совета. К счастью, никакой широкой огласки он не получил. Находясь в Вашингтоне, я не услышал ни от кого из моих собеседников - ни от Президента, ни от Госсекретаря, ни от ведущих политологов, с которыми я общался, ни от сенаторов, с которыми встречался в Конгрессе, ни от журналистов на пресс-конференции - ни одного вопроса в отношении этого доклада. Его трудно комментировать, потому что он основан на непогрешимости оценок авторов. Они опираются, в большинстве случаев, на ложные посылы, в нем просто искажаются факты. При желании можно разобрать его по косточкам, но жанр нашего разговора не дает такой возможности.
Повторю, что по мере того, как утверждается многополюсность мировой политики, наверняка, найдутся те, кто будет сожалеть, что уходят времена, когда в мировой политике единство мирового сообщества понималось только одним образом – все должны следовать кем-то раз и навсегда определенному курсу. В современной, новейшей истории мы уже наблюдали такие ситуации в Ираке и в ряде других кризисных точек. Постепенно жизнь все равно заставляет тех, кто хотел бы единолично определять международную политику, а затем всех подтягивать к своей политике, обращаться за советом к коллективному разуму. То, что сейчас главной задачей в Ираке ставится формирование правительства национального согласия, это - лучше поздно, чем никогда пришедшее понимание того, о чем мы говорили с самого начала: сразу после объявления об окончании активной фазы военных действий было необходимо сформировать переходные структуры в Ираке на основе национального примирения, с приглашением к диалогу всех иракских политических сил. Чтобы все структуры, которые постепенно там выкристаллизовывались, опирались не на решения, принимаемые вне Ирака, а на некие договоренности между самими иракцами.
Сейчас осознание необходимости такого национального согласия, формирования правительства национального единства пришло. Поэтому думаю, что нужно спокойно относиться к попыткам извратить нашу позицию по Ирану и представить ее как противоречащую или противостоящую позиции мирового сообщества. Мы чуть более месяца назад в Лондоне на встрече европейской “тройки”, США, Китая и России выработали консенсус о том, как действовать по Ирану. Он заключается в том, что вопрос необходимо максимально интенсивно рассматривать в рамках МАГАТЭ в течение ближайших двух сессий Совета управляющих, которые уже состоялись, и по итогам этих сессий информировать Совет Безопасности ООН. Никаких других договоренностей, в том числе о том, что будет дальше происходить в СБ ООН, не было и быть не могло. Потому что до того, как мы исчерпаем все возможности МАГАТЭ, говорить о чем-то другом было бы контрпродуктивно. Так что это просто стремление выдать желаемое за действительное. Никаких иных договоренностей, повторяю, не было, а сейчас наступил следующий этап.
Да, мы проинформировали Совет Безопасности. Да, МАГАТЭ провело два заседания Совета управляющих. Да, ситуация критическая, в том числе и из-за позиции, которую занимает иранское руководство и которую мы не одобряем. Это не означает, что теперь нужно всем идти в Совет Безопасности и оттуда начинать призывать, грозить и угрозы реализовывать. Это означает только то, что теперь снова надо собраться всем вместе и коллективно выработать новый консенсус о том, какова будет наша стратегия на нынешнем этапе. Мы к этому готовы, европейская “тройка” и Китай тоже. Помогать нам в этом готов Гендиректор МАГАТЭ М.Эль-Барадеи. Убежден, что и США должны и примут участие в такого рода согласовании позиций.
Вопрос: И последний вопрос. Хотелось бы услышать Ваш комментарий по поводу происходящего в Приднестровье. Наверное, наступит новый день, и по-прежнему на границе будут стоять грузовые фуры, по-прежнему будут говорить о разрастающемся кризисе, о недовольстве с обеих сторон. Что сейчас МИД может сказать по этому поводу? Каковы Ваши действия и ожидания?
С.В.Лавров: МИД уже высказывался по данному вопросу. И не только высказывался. МИД направил своего представителя в составе группы российских официальных лиц, которые посещают регион и знакомятся с ситуацией на месте. Мы считаем, что ограничения, которые были введены, - пусть они формально называются лишь необходимостью оформлять перевозки грузов из Приднестровья и в Приднестровье через молдавские таможенные органы, - на самом деле являются явным нарушением меморандума 1997 года, под которым стоят подписи Кишинева и Тирасполя и которым предусматривается право Приднестровья на свободную экономическую деятельность, включая внешнеэкономические связи. Таможенные процедуры, которые введены сейчас Украиной и Молдавией, по сути не позволяют реально осуществлять эту внешнеэкономическую деятельность.
О том, что намереваются сделать именно так, украинцы и молдаване говорили достаточно давно. Они отложили введение этих мер, потому что на каком-то этапе поняли, к чему такое приведет. То, что сейчас происходит, доказывает справедливость их сомнений. Но, видимо, возобладали какие-то политические соображения. Могу только предположить, что они связаны с попыткой обострить ситуацию, создать напряженность в Приднестровье и добиться изменения ситуации за счет каких-то волнений в регионе, тем самым подорвать действующие механизмы урегулирования и попробовать в этой мутной воде изменить ситуацию в одностороннем порядке. Это неправильный подход. Подобные попытки мы наблюдаем сегодня – и это не случайное совпадение –в Южной Осетии. Мы слышали, что руководство Приднестровья призывает к тому, чтобы эту ситуацию срочно обсудить в рамках Объединенной комиссии, которая существует и которая правомочна рассматривать любые проблемы в отношениях между Кишиневым и Тирасполем. Нас беспокоит, что и в Приднестровье, и в Южной Осетии наблюдается, если хотите, системность в том, что касается осознанных попыток обескровить имеющиеся переговорные форматы, саботировать их работу, представить все как неспособность этих форматов достигать результатов. Хотя на самом деле в них согласовывались важные решения, которые, кстати, не выполнялись по вине соответственно Кишинева в одном случае и Тбилиси – в другом. Нас это тревожит. Это не правовые методы, которые противоречат достигнутым договоренностям с участием сторон.
Вопрос: В случае с Приднестровьем, с Южной Осетией происходит постоянное нарушение уже существующих договоренностей. С большой долей вероятности можно предположить, что так будет и дальше. Как станет реагировать Москва, если ситуация усугубиться и системность будет совершенно очевидна?
С.В.Лавров: Наш выбор однозначен: необходимо вернуться в переговорный формат. Те наши западные партнеры, которые в этих форматах участвуют, прежде всего ОБСЕ, которая взаимодействует и по юго-осетинскому и по приднестровскому урегулированию, а также в случае с Приднестровьем - это США и Евросоюз, озабочены тем, что ситуация может расшататься.
Порой из Брюсселя звучат несколько непоследовательные оценки ситуации, в частности приднестровской, но мои контакты в Вашингтоне показали, что там всерьез озабочены возможностью дестабилизации обстановки и ее развития в силовом русле. В частности, это касается Южной Осетии. Мы будем надеяться, что наши партнеры последуют тем принципам, на основе которых мы работаем. Это – взаимное доверие, транспарентность и предсказуемость. И конечно, будут следовать в русле уже достигнутых договоренностей, которые позволили создать миротворческие механизмы и не допускать возобновления кровопролития в конфликтных регионах бывшего СССР в течение последних более чем 12 лет.
11.03.2006, 14:44
